Тимоша по своему обычаю молчал, вертел между пальцами рюмку с водкой, смотрел в пол. Академик вчера уже с жизнью распрощался, бояться устал, слушал внимательно, эмоционально приглушенно, будто истинная суть полковника Гурова его особо не интересует. Майор реакцию Академика отметил и навалился на него по второму разу.
— Ты, почтеннейший Павел Николаевич, полагаешь, что раз за тобой мокрого нет, так тебя в санаторий нервишки подлечить отправят? Тебе влепят червонец строгого режима! А ты ведаешь, какие ребятки в той зоне собираются и что они с тобой сделают? Я не знаю, на чем прикупил вас москвич, какие у вас с ним дела, и знать не хочу. — Майор устал и сбавил тон. — Мне своих дел… — Он чиркнул пальцем по горлу. — Тимофей Тимофеевич, извини, где твоя девка? Она в заповеднике у полковника и в обусловленный срок не вернулась. Значит, сыщик девушку расколол и за просто так не выпустит. Нина, спасаясь, завалит тебя со всеми потрохами.
Тимоша реагировал спокойно, обычно необузданный, быстро стреляющий бандит, он сейчас как-то грустно улыбнулся и сказал:
— Ты бы выпил, майор, перестал пугать и бренчать нервами. Ты мент, все хитрости знаешь, скажи путное.
— Сказать легко. — Майор налил стакан, выпил, натужно выдохнул. — Я вижу два пути. Один — собраться и уходить на юг, затеряться в войне, среди людей, у которых ни кола, ни двора, ни документов.
Академик вздрогнул, зачем-то поправил галстук и пробормотал:
— Все нажитое бросить? У меня антиквариат, положение в городе…
Майор обгладывал куриную ножку, покосил на Академика кровавым глазом.
— Совет хорош, найди получше, майор, — сказал негромко Тимоша.
— Есть и получше, но и опаснее. — Майор бросил косточку, уперся ладонью. — Уверен, у полковника важное задание, пока он с ним не покончит, на нас не кинется. Полагаю, сегодня-завтра он вернется в Москву, доложится, лишь потом начнет разбираться с нами. Его нельзя упускать из города, требуется уничтожить всех: полковника, немца, девчонку и опера Михеева. Я проверил, полковник с нашей конторой связи не поддерживает, значит, никаких документов передать не мог, да и нету никаких бумаг, вся компра против нас у Гурова в голове да на языках остальных. Полковник мог позвонить в Москву и что-то сообщить верхам, но телефонную болтовню к делу не подошьешь и на стол прокурора не положишь.
— Значит, просто убить, — не спросил, сказал утвердительно и буднично ТТ. — А кто нам мешает, майор?
— А ты знаешь, сколько людей пытались убить чертова сыщика? — поинтересовался майор. — Сколько из них уцелело? Тебе же известно, что Мустафу и его парней складывали вчера по частям, соскребали со стен и потолка.
Академик впервые увидел, как Тимоша нахмурился, обычно он смотрел безучастно, реже улыбался, даже когда убивал.
— Тебе же погоны не за взятку дали, чего-то в твоем черепке имеется, — после долгой паузы ответил Тимоша. — Ты сам сказал, пистолет против танка не пляшет. Я обеспечу танк, а ты, майор, решишь, где, в какое время тот танк поставить.
Василий сидел в «Жигулях», стоявших неподалеку от ресторана «Алмаз». Капитан выполнил просьбу Гурова, поменял машину, сумел найти майора Птушко и проследить его до блатного кабака. Теперь Василий ждал, кто из авторитетов в ближайшее время выйдет из ресторана, с кем предположительно встречался майор.
Разговор Дитера с Олегом Сергеевым затянулся. Гуров его не слушал, не хотел, чтобы Нина оказалась в курсе переговоров, а запирать ее в соседней комнате было опасно, неизвестно, что может взбрести в голову несостоявшейся Анжелике. Она лежала на тахте, повернувшись лицом к стене, полковник сидел за столом и, нарушая обет воздержания, курил чуть ли не одну за одной.
— Откройте окно, задохнемся, — сказала Нина. — Умом не двинулась, кричать не собираюсь.
Гуров поднял шпингалет, толкнул оконную раму, и чистый воздух ворвался в прокуренную комнату.
Переговоры Дитера с Олегом Сергеевым зашли в тупик.
— Я на таких условиях работать не согласен и никуда не полечу, — сказал Олег.
— Вы свободный человек, — ответил Дитер, памятуя наставления Гурова уступить лишь в крайнем случае.
— Да поймите, упрямый козел! — взорвался Олег. — Как я могу взяться за дело, не зная, кого конкретно надо ликвидировать, и размер вознаграждения?
— Все узнаете на месте, вы же ничем не рискуете, получаете в Москве паспорт с необходимыми визами, билет на самолет туда и обратно, двести марок в сутки на жизнь в Гамбурге. Если предложенные условия вас не устраивают, вы возвращаетесь в Москву.
Олег задумался. В конце концов, немчура прав, если дело не понравится, — риск велик, а деньги небольшие, развернусь на сто восемьдесят — и привет. Но он не хотел уступать, так как понимал, что подобный разговор неотвратимо возобновится в Гамбурге, и необходимо поставить все на свои места, немцы должны понять, с кем имеют дело, и придется раскошелиться. Видно, этот здоровяк ничего не решает, выполняет полученные инструкции, а немцы народ дисциплинированный, и его с указанного пути не свернешь. Олег решил пойти на компромисс и сказал:
— Последнее слово, не согласитесь, я ухожу, ищите другого. Вы мне выплачиваете аванс — сто тысяч марок.
— Сорок, но в Москве, по кредитной карточке в вашей деревне мне марки не получить.
— Шестьдесят.
— Пятьдесят.
— Для вас копейки, для меня деньги. Ну хрен с вами, пятьдесят тысяч, но в Москве, до посадки в самолет.
— Согласен. — Дитер кивнул. — Обсудим второстепенные детали.
Зазвонил телефон, Гуров снял трубку:
— Слушаю.
— Майор, ТТ и Академик час двенадцать минут провели в «Алмазе», — доложил Василий.
— Машину сменил?
— Сменил, как и приказали, наблюдаю майора, сейчас он вернулся в отделение.
— Плохие новости тоже ценная информация. — Гуров помолчал, взглянул на Нину, решая, что следует при ней говорить, а от чего воздержаться. — Машину спрячь и на такси подъезжай, будем думать.
Нина резко села и язвительно спросила:
— А как вы мне билет на самолет возьмете, ведь у меня нет паспорта?
— Мне поверят на честное слово.
— И на кой черт вы тащите меня в Москву? Довезите до аэропорта, а когда вы с Олегом пойдете к трапу, я уже ничего успеть не могу.
— Я ваших возможностей не знаю, — думая явно о другом, ответил Гуров. — Вам сейчас в любом случае оставаться нельзя, убьют…
— Меня? — Нина встала. — Кто посмеет поднять на меня руку?
— Тимофей Тимофеевич, и рука у него не дрогнет.
— Я считала вас умным.
— Людям свойственно ошибаться, пусть каждый останется при своем мнении. Сменим тему, скажите, Нина, ваш парень, этот Олег Сергеев, он случайно не того? — Гуров покрутил пальцем у виска.
Нина долго не отвечала, взяла со стола сигарету, закурила.
— Не знаю, почему спрашиваете?
— Он в Мюнхене ребенка из автомата расстрелял.
— Олег патологический убийца, факт. — Нина говорила о человеке так, словно он не ее любовник и партнер по кровавому бизнесу, а человек абсолютно посторонний.
Сыщика подмывало спросить, мол, мадам, а вы давно показывались психиатру и себя считаете вполне нормальной?
— А почему вы решили, что Тимоша способен меня убить? — Нина сильно затянулась, чуть не обожгла пальцы.
— Он только что переговорил с человеком, который ему прочистил мозги. Ведь пусть и в ограниченном количестве, однако у вашего Тимоши мозги имеются?
— У него мозги заменяет чутье. — Нина погасила сигарету. — Я вам не верю, запугиваете, добиваетесь, чтобы я не дергалась.
— Возможно. — Сыщик пожал плечами, услышал на лестнице шаги и открыл дверь.
Дитер жестом пригласил Гурова выйти, сам перешагнул порог, закрыл дверь, остался с Ниной в комнате.
— Столько отличных мужиков, и ни один не хватает за трусики, первый случай в моей жизни.
Дитер покраснел и отвернулся.
Гуров сбежал вниз, увидел Олега, не поздоровался, лишь кивнул, сказал скрипуче, несколько недовольно:
— С немцем вы договорились, теперь меня выслушайте. — Сыщику не пришлось изображать равнодушие, от злости и омерзения без всякой команды лицо затвердело, превратилось в маску. — Мы улетаем сегодня, вы завтра, ночью я вам позвоню.
— Запишите телефон. — Олег смотрел на каменнолицего мужика с любопытством, не понимая, как получается, что человек смотрит прямо в глаза, а взглядом не встречается.
Убийца не знал, что любой оперативник владеет этим приемом, тем более что последний прост на удивление.
— У меня ваш телефон имеется.
— Узнаю Нину. — Олег рассмеялся, хотя чувствовал непривычную скованность. — Кстати, я хотел бы ее видеть.
— Нежелательно.
— А мне очень даже…
— Я сказал, — перебил Гуров. — Если я ночью не позвоню, не вылетайте.
